Ключевые слова: врач, диагноз, статистика, Толстой, Чехов, Достоевский, Оппенгеймер.
После понятия «лечение», нет ничего более неопределенного в медицине, нежели понятие «диагноз». Траекторию движения врачебной мысли представляет группа как бы уточняющих диагнозов в истории болезни от диагноза направляющего учреждения до диагноза патологоанатомического. Семантический и статистический анализ репрезентативности диагнозов, которые по моей программе провели две группы независимых исследователей, показали, что лишь патологоанатомический диагноз отвечает требованиям достоверности. Остальные можно полагать лишь шумом. Все, как в известной мрачной шутке. – Доктор, что у меня? – Не знаю, подождем, что покажет вскрытие. Это шутка. Но вот примеры из жизни. Больной в клинике говорит: – А я знаю как называется моя болезнь, я успел прочитать в истории моей болезни, пока она лежала на столе. Она называется диагноз. Ещё, коллега рассказывал. К его занедужившей жене пришел врач, осмотрел, заявляет: – не знаю, что у вашей жены, но это не лечится. Этот хотя бы честно признался. В своих постах я приводил и ещё приведу живые примеры квалификации современных врачей. Но, оказывается, то же было и 100 и более лет тому назад. Это среди прочих причин нередко становится основанием для резких высказываний в адрес медицины и врачей. Вспомним Ф.М. Достоевского: «Шельмы.
-Кто шельмы?
-Доктора, и вся медицинская сволочь, говоря вообще, и, уж разумеется, в частности. Я отрицаю медицину. Бесполезное учреждение», – так говорил Коля Красоткин, герой романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».
Затянувшийся системный кризис медицины отражает низкий уровень ее авторитета в обществе. У А.П. Чехова читаем: «Публика нынче хоть и образованная, но дикая, бессмысленная… Будь ты хоть распрепрофессор, но ежели ты не умеешь подладится под ее характер, то она скорей к коновалу пойдет, чем к тебе … … Нас, специалистов, губит недостаток общего образования. Мы залезли по уши в свою специальность, а что дальше этого, до того нам и дела нет», говорил зубной врач немец Осип Францыч своему коллеге Петру Ильичу. То же и сегодня. Эта самая публика и сегодня больше доверяет разного рода проходимцам, нежели дипломированным врачам. Журнал «Врачъ» за первое полугодие 1900 г. приводит слова Л.Н. Толстого о личных качествах и профессиональной эрудиции своего врача, который «… все знает, чему учит медицина …Только сама-то медицина ничего не знает». Поразительно, что сегодня все сказанное звучит очень современно.
В медицине с начала XVI в. доминирует органопатологическая парадигма, настойчиво блокируя любые попытки какого-либо прогресса в этой области человеческого бытия. В чистом виде этой парадигме соответствует правило: каждой болезни свой врач (как это было в Древнем Египте) и каждому симптому свое лекарство или технический прием. Безудержному развитию такой практики не дает лишь конечность выделяемых для здравоохранения материальных средств. Однако при таком положении, сколько бы средств не выделять, все они будут без особой пользы для больных поглощены «черной дырой» органопатологической практики.
Медицина одна из наиболее многоречивых областей в море печатной продукции. Чуть ли не каждая пятая публикация медицинская. Но такое многословие не есть хороший показатель. Натурфилософский характер современной медицины хорошо отражает язык. Не случайно медицинская практика по-английски – physic, что свидетельствует об остающемся без изменений наблюдательном характере этой сферы социальной практики. Низкий уровень современной медицины, которая по определению относится к сфере технологий управления процессами живого мира на уровне человека – сам по себе диагноз тяжелого недуга. Р. Оппенгеймер определял уровень сегодняшних наших знаний «живого мира» как зачаточное. Эффективным лечебным средством для самой медицины является системные технологии управления программами болезней. Но это катастрофически снизит прибыль как фарм компаний и аптечной сети, так и других структур, для кого такое состояние медицины – источник прибыли и респектабильности.
После понятия «лечение», нет ничего более неопределенного в медицине, нежели понятие «диагноз». Траекторию движения врачебной мысли представляет группа как бы уточняющих диагнозов в истории болезни от диагноза направляющего учреждения до диагноза патологоанатомического. Семантический и статистический анализ репрезентативности диагнозов, которые по моей программе провели две группы независимых исследователей, показали, что лишь патологоанатомический диагноз отвечает требованиям достоверности. Остальные можно полагать лишь шумом. Все, как в известной мрачной шутке. – Доктор, что у меня? – Не знаю, подождем, что покажет вскрытие. Это шутка. Но вот примеры из жизни. Больной в клинике говорит: – А я знаю как называется моя болезнь, я успел прочитать в истории моей болезни, пока она лежала на столе. Она называется диагноз. Ещё, коллега рассказывал. К его занедужившей жене пришел врач, осмотрел, заявляет: – не знаю, что у вашей жены, но это не лечится. Этот хотя бы честно признался. В своих постах я приводил и ещё приведу живые примеры квалификации современных врачей. Но, оказывается, то же было и 100 и более лет тому назад. Это среди прочих причин нередко становится основанием для резких высказываний в адрес медицины и врачей. Вспомним Ф.М. Достоевского: «Шельмы.
-Кто шельмы?
-Доктора, и вся медицинская сволочь, говоря вообще, и, уж разумеется, в частности. Я отрицаю медицину. Бесполезное учреждение», – так говорил Коля Красоткин, герой романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».
Затянувшийся системный кризис медицины отражает низкий уровень ее авторитета в обществе. У А.П. Чехова читаем: «Публика нынче хоть и образованная, но дикая, бессмысленная… Будь ты хоть распрепрофессор, но ежели ты не умеешь подладится под ее характер, то она скорей к коновалу пойдет, чем к тебе … … Нас, специалистов, губит недостаток общего образования. Мы залезли по уши в свою специальность, а что дальше этого, до того нам и дела нет», говорил зубной врач немец Осип Францыч своему коллеге Петру Ильичу. То же и сегодня. Эта самая публика и сегодня больше доверяет разного рода проходимцам, нежели дипломированным врачам. Журнал «Врачъ» за первое полугодие 1900 г. приводит слова Л.Н. Толстого о личных качествах и профессиональной эрудиции своего врача, который «… все знает, чему учит медицина …Только сама-то медицина ничего не знает». Поразительно, что сегодня все сказанное звучит очень современно.
В медицине с начала XVI в. доминирует органопатологическая парадигма, настойчиво блокируя любые попытки какого-либо прогресса в этой области человеческого бытия. В чистом виде этой парадигме соответствует правило: каждой болезни свой врач (как это было в Древнем Египте) и каждому симптому свое лекарство или технический прием. Безудержному развитию такой практики не дает лишь конечность выделяемых для здравоохранения материальных средств. Однако при таком положении, сколько бы средств не выделять, все они будут без особой пользы для больных поглощены «черной дырой» органопатологической практики.
Медицина одна из наиболее многоречивых областей в море печатной продукции. Чуть ли не каждая пятая публикация медицинская. Но такое многословие не есть хороший показатель. Натурфилософский характер современной медицины хорошо отражает язык. Не случайно медицинская практика по-английски – physic, что свидетельствует об остающемся без изменений наблюдательном характере этой сферы социальной практики. Низкий уровень современной медицины, которая по определению относится к сфере технологий управления процессами живого мира на уровне человека – сам по себе диагноз тяжелого недуга. Р. Оппенгеймер определял уровень сегодняшних наших знаний «живого мира» как зачаточное. Эффективным лечебным средством для самой медицины является системные технологии управления программами болезней. Но это катастрофически снизит прибыль как фарм компаний и аптечной сети, так и других структур, для кого такое состояние медицины – источник прибыли и респектабильности.