Зима 1963 года, Камчатка. Край суровый и величественный. Но люди. Я любил колесить по нашему району. Это давало мне интереснейший материал по заболеваемости коренных жителей и приезжих. Колесить, конечно, иносказательно, поскольку между населенными пунктами дорог не было. Они начинались и кончались только в посёлках. Зимой на оленях и собаках, в навигацию – морем. Пара посёлков имела полосу для самолетов. Конечно, никаких регулярных рейсов не было ни на каком транспорте. Как-то в канун 8 марта мы с моим каюром на собачках отправились в отдаленный посёлок. Везли подарки к празднику. Погонщик русский, лет сорока крепкий малый. Работает в районе охотоведом. Собачки, как мне показалось, неторопливо бегут по насту. Впечатление такое, что они знают маршрут, поскольку не заметно, как каюр рулит ими. Да и он ни разу не посмотрел на компас. Вокруг, куда не глянь, белое безмолвие тундры и сопок. Пока сидел, немного подзамерз. Решил пробежаться. Быстро понял, что неторопливость собак кажущаяся, метров через двести свалился на нарты, выдохся. А бежал, держась за нарты. Набросил сверху на себя какой-то зипун, сохранить наработанное бегом тепло. К вечеру, пройдя полдороги, увидели подобие избушки. Вот те раз. От входной двери лишь фрагмент, внутри пустая печка, скамейка и трехногий стол. На полу пустые бутылки, ржавые консервные банки, окурки. Спрашиваю, – а куда всё пропало? – Спалили в печке, – отвечает. Я в недоумении. – Так ведь метрах в ста от избушки заросли кедрача – отличное топливо. – Отличное-то оно отличное, но за ним идти нужно. А тут топором махнул, и тепло. Как же так? Ведь сюда обычно люди добирались уже предельно уставшие, каково весь день рулить по тундре, а если пурга? По себе знаю, помню, как поохотились однажды. Читая романтические описания таких заимок, полагал, что другого быть не может. Внутри чисто убрано, дверь плотно закрыта от диких зверей и снега, в печке дрова и стружки для облегчения растопки. Там же несколько коробок спичек. Обязательно несколько банок консервов. Все, что использовал, уходя, полностью возместил. Что же это за люди-нелюди здесь бывали? Добыли кедрача, растопили печь, убрались, поужинали, остатком двери прикрыли кое-как ее проем. Покормили собак. Спали на полу. Ночью основательно замерзли, встали, позавтракали с горячим чаем из термоса и в путь. К вечеру прибыли на место. Нас ждали. Как же, подарки приехали. Оказалось, что этими подарками были два ящика, я уж не помню какого-то ликёра. Да и подарки, оказывается нужно покупать. Поскольку праздник был сугубо женский, продажу проводили только в одни руки, женские. Нужно было видеть эти гордые лица женщин и подобострастные физиономии мужчин. Уморительная картина. Назавтра осмотрел свой контингент, зашёл полюбопытствовать в единственный универсальный магазинчик. Впечатлил прилавок парфюмерии. Под стеклом только этикетки: одеколоны, какие-то эликсиры, зубной порошок. Спрашиваю, – а порошок-то, почему отсутствует? – А порошок выпили, как-то буднично отвечает продавец. С невеселыми впечатлениями я возвращался. Прилетев однажды в Москву в командировку, я рассказал профессору Б.С. Преображенскому о собранном мною материале по заболеваемости. В своих письмах мне, они сохранились, он поддержал мою идею изучить заболеваемость местных жителей. Но когда он познакомился с моими материалами, мне был дан совет, забыть этот материал.
|