Жаркое лето. Год не помню, какой-то из 70-ых. Середина дня. Перевязки закончились, больные разбрелись по территории. Кругом зелень, снаружи прохладнее, чем в помещении. Открываю дверь в одну из палат. Окна нараспашку. На кровати сидит один из моих пациентов и сосредоточенно готовится к незамысловатой процедуре переливания содержимого полулитровой бутылки водки, минуя рот и глотку, непосредственно в желудок. У него около года тому назад была удалена гортань по поводу рака, а теперь проводится этапная пластика. Очередной этап позади, через несколько дней домой. Но груз перенесенного и предстоящего ощутим, и я это хорошо понимаю, поэтому и не тревожу его. Прикрыв слегка дверь, продолжаю наблюдать за ходом процесса. Поскольку в силу ряда обстоятельств принимать пищу через рот он пока не может, она поступает непосредственно в желудок через гастростому – специальное отверстие в брюшной стенке. В гастростоме постоянно находится эластичная трубка, в наружный конец которой вставляют воронку при кормлении, а в обычном состоянии обычную пробку. Здесь конструкция находилась в боевом положении – с воронкой, через которую просто переливалось в желудок содержимое бутылки. Вижу, что процедура хорошо отработана. Сзади к стене заранее прислонена подушка, дверка прикроватной тумбочки открыта. В начале процедуры на кровати сидел абсолютно трезвый человек, к завершению её, на глазах пьянеющий. Шутка ли, 0,5 л одномоментно и без закуски. И вот уже неверным движением в тумбочку отправляются бутылка и воронка. Отверстие трубки затыкается пробкой и с блаженной улыбкой наш герой откидывается на подушку у стены. На этом этапе дверь тихо закрываю и ухожу по своим делам. Я не поощряю употребление алкоголя в больнице, но и понимаю степень мощнейшего стресса, который испытывает человек, сначала узнающий о своем серьёзном диагнозе, а потом о масштабе предстоящих операций. И если пациент адекватный, никогда не фиксировал внимание на таких нарушениях больничного режима. Здесь нужно учитывать общий баланс. В других случаях отношение к алкогольным эксцессам было уже не таким мягким. Был у меня пациент лет сорока с большим объёмом ракового поражения гортаноглотки. Здесь с операцией нужно спешить. Записываю его на предстоящий день. Как водится, накануне предупреждаю, что можно, что нельзя. Утром прихожу, спит, отвернувшись к стене. С большим трудом разбудив, убеждаюсь в том, что он банально пьян. Операцию откладываю на завтра. Завтра картина та же. Прошу соседей по палате проследить, чтобы он снова не напился. Утром сообщают, что до поздней ночи держался, но от страха перед операцией вновь бегал за ворота больницы, где у промышлявших продажей водки таксистов и покупал её. Приглашаю анестезиолога, спрашиваю, – возьмёшь в таком состоянии? – Нет, говорит, это даже не риск. На третий день оформляю выписку из больницы, показываю её своему больному. Предупреждаю, что с такой стадией процесса его больше нигде не возьмут на хирургическое лечение, а в его случае – это единственный шанс. Утром прихожу, вижу, что убеждение сработало. Трезвый. Дальше было дело техники. На последующих этапах восстановительной хирургии проблем с ним уже не было. Вот так один страх победил другой, чтобы в дальнейшем уже не было ни какого.
|